Проблема человека в постантропологическую эпоху

• Наука и философия о человеке
• Этнография и культурология
• Этнос и нация
• Мораль и гуманизм
• Религиозная и философская антропологии
• Проблема человека в психоанализе
• Человек как медиум коммуникативных систем
• Проблема человека в перспективе глобализации мира
• Город как плавильный тигель национального
• Итоги и перспективы

Мы живем в постантропологическую эпоху, для которой характерен отказ от идеи человека, выступающего масштабом оценки всего сущего. Он связан так или иначе с успехами биологии, которая определяет человека как цепь молекул и генетических кодов; с открытиями социологии, которая эффективно объясняет мораль и мировоззрение как надстройки над базисными социальными и экономическими институтами; с претензиями этнологии, которая указывает на неуниверсальность человеческого. Философы также испытывают глубокое беспокойство о понимании предмета наук о человеке. Ведем ли мы поиски в правильном направлении, когда сводим человека к результату эволюции природы или к собеседнику Бога, к носителю разума — познающему субъекту, или к исполнителю ценностей — моральному существу?

Наука и философия о человеке

Ученые подвергли широкомасштабному исследованию прежде всего развитие и функционирование человеческого организма. Социальные науки добились эффективных технологий управления поведением. Мораль и религия сформулировали идеальные ценности жизни. Извечную жажду чуда, тайны и авторитета удовлетворяют софиологические дисциплины. Философия, отказавшись от наставлений в искусстве жизни, ставит под вопрос наиболее фундаментальные предпосылки морали, познания и практики. Размышляя о противоположности человека и животного, духа и тела, природы и культуры, нельзя ограничиться абстрактными философско-теологическими и социобиологическими дихотомиями. В современном знании о человеке [61] произошли существенные сдвиги, изменившие традиционные границы. Так биология, занимающаяся описанием жизни популяций животных, установила наличие у них кооперации, дифференциации, коммуникации, а также практического интеллекта, которые прежде приписывались только человеку. Наоборот, историки и культурологи отмечают важную роль биологических факторов даже в современном обществе. Не менее ошеломляющими являются открытия микробиологии и генной инженерии, в корне изменившие традиционные представления о сохранении рода и воспроизводстве человека. Раньше полагали, что здоровый ребенок рождается у физически здоровых родителей. Однако, наблюдение за цепью поколений обнаруживает непрерывные мутации и раскрывает еще одного невидимого участника процесса зарождения — микроба. Человек привык бороться с природой и рассматривает микроорганизмы и вирусы по аналогии с крупными хищниками. Они вызывают у него столь же сильный страх. Но человек выжил благодаря не только уничтожению, но и одомашниванию животных. Так и сегодня одной из важнейших задач цивилизации является превращение неуправляемых микроорганизмов в союзников.

Целостная концепция человека может быть построена при условии нового интегративного подхода. Феномен человека раскрывается также этнологией, психологией, социологией, медициной, религией и даже теорией музыки, т. е. всеми науками, изучающими формы и закономерности человеческой деятельности, а также ее продукты и смысл. В них можно найти точку опоры для преодоления вышесказанного парадокса. Его источник в том, что как человек, так и человекообразные обезьяны, изучаются с точки зрения одних и тех же биологических критериев, и именно это приводит к редукционизму или к дуализму. Встреча самых различных по своим методологическим приемам дисциплин в изучении человека [62] поднимает актуальные вопросы о специфике естественнонаучного и социально-гуманитарного знания, а также о совмещении альтернативных подходов, существующих даже внутри одной науки. Беспокойство, связанное с применением к человеку методологически и даже мировоззренчески исключающих друг друга знаний, имеет самые разные причины. С одной стороны, речь идет о соединении точных и неточных знаний. Очевидно, в ряде случаев попытки уточнить и даже выразить в количественной форме гуманитарные знания может привести к их профанации. С другой стороны, получившие математическое оформление некоторые биологические и психические параметры объективируются и оказываются вне критики. Между тем в основе разного рода тестов нередко лежат такие социальные или даже моральные нормы, которые вовсе не являются всеобщими. Как правило, мы меряем человека европейскими масштабами. Но что было бы, если бы наши способности измеряли те, кого мы называем отсталыми народами?

Человек включает в себя все уровни развития природы от молекул до понятий и, естественно, каждый из этих регионов изучается своими методами. Но уже нельзя игнорировать факты, свидетельствующие о взаимодействии тех уровней человека, которые разделены между разными науками. Медицина вынуждена быть комплексной, так как болезни зависят не только от внутренних физиологических причин, но и от состояния природной и социальной среды, а также от психики человека.

Сегодня назрела острая необходимость преодоления жесткого дуализма в понимании биологического и социального, физического и психического.

Особо сложной проблемой является изучение взаимодействия социального и биологического в фило- и онтогенезе человека. Не вызывает сомнений роль морфофизиологической организации, и вместе с тем в любой культуре существует своя технология формирования [63] человеческой телесности. Отсюда сложились два различных подхода к телу: один рассматривает его как организм, а другой — как некую символическую систему, формируемую культурой. Однако несомненно, что, например, проблема возрастных особенностей может быть решена с учетом применения того и другого подходов. В связи с этим ученые вынуждены использовать множество различных программ, управляющих индивидуальным развитием человека, которое обусловлено взаимодействием наследственных факторов, природной и социальной среды.

Этнография и культурология

В культурантропологии вырабатывается свой способ описания человека. К типично человеческому сегодня относят, кроме языка, технику, абстрактное мышление, которые и составляют признаки сущностного понятия человека. Вместе с тем язык и техника претерпели в ходе человеческой истории принципиальные изменения, но сущность человека предполагается при этом неизменной. Все эти трудности использования понятия сущности по отношению к человеку заставляют либо вообще отказаться от него, либо определять сущность в рамках той или иной культуры. Но и здесь возникают не менее трудные вопросы.

Во всякое время во всех культурах люди, удовлетворяя свои потребности, стремились их цивилизовать и при этом открыли отчасти универсальные(одежда, жилище, питание, игра, труд, язык), отчасти локальные (мифы, верования, ритуалы, традиции и обычаи) способы организации жизни. Развитие человечества несомненно связано с фундаментальными движущими силами культуры, которые проявляются уже в мифе и культе, праве и порядке, общении и предпринимательстве, ремеслах и торговле, поэзии и философии. Известно, что далеко не все народы сумели реализовать себя в той форме, которая присуща [64] европейцам. Однако и их культура, несмотря на высокую динамичность, не лишена недостатков. Односторонняя ориентация на научно-технический прогресс привела к опасности разрушения природной основы культуры. Овладев природными силами, современный человек гораздо хуже владеет своими желаниями, чем прежде, он утратил духовное единство с окружающим миром и попал под власть им же самим созданных технических, экономических и политических систем. Намечающаяся опасность кризиса современной культуры, осознание узости ее границ, прежде казавшихся чрезвычайно широкими, предполагает критический пересмотр некоторых устоявшихся представлений и более чуткое отношение к иным культурам, прежде расцениваемым с точки зрения европоцентризма как несовершенные 1.

Этнос и нация

Этнические конфликты в наше время вещь, конечно, удивительная, но кажущаяся невозможной разве что теоретикам и политикам, живущим в мире абстрактных моделей и утопических мифов. Эффективный и безболезненный способ стирания этнического давно известен: нейтрализация конфликта военно-полицейскими методами и [65] далее интенсивная работа, направленная на преобразование образа жизни. Последнее осуществляется как включение в цивилизационный процесс, сопровождающийся глубокими преобразованиями сфер экономики и политики, труда и быта. Особо значимыми представляются изменения на уровне пространств повседневности.

Сегодня, по сути дела, сложились два определения нации. Первое представляет политическую ассоциацию свободных граждан и выражает духовную общность, сформированную за счет общего языка и культуры. Второе скрывает под собой дополитическое, этноцентрическое содержание, наполненное общей историей, борьбой за жизнь и свободу, за территорию, на которую посягали соседи. На этом основан национализм, который пытается замкнуть искусственное понятие нации на натуралистическое понимание народа, и использует его для решения задач, выходящих далеко за рамки республиканских принципов.

Однако от этого опасного лица нации неотделимо другое — позитивное. Двойной лик нации проявляется в амбивалентном понимании свободы: независимость национального государства считается условием достижения частной автономии граждан общества, хотя сплошь и рядом можно видеть, как достижение национальной автономии приводит к нарушению прав человека; судьбоносная принадлежность к «народу» наталкивается на допущение свободного волеизъявления людей принадлежать к той или иной политической общности.

Традиционная политическая наука проводила четкое различие между народом (демосом) и этносом. Первое образование отличается от толпы наличием общественного мнения и рациональным волеизъявлением; второе — является дополитической общностью, основанной на происхождении от единых предков, организованной по принципам родства. Этнические общности старше наций, которые, хотя и базируются на неких натуралистических мифах, [66] являются искусственными образованиями. Определенная инфляция национального (кто сегодня переживает готовность отдать жизнь за процветание Родины-Матери?) и приводит к эскалации этнического. Этнологическое понятие нации призвано реанимировать «чувство-мы» на более широкой, нежели кровно-родственная, основе.

Формирование общественного мнения и политической воли осуществляется не только в форме компромиссов, но и по модели публичных дискурсов, нацеленных на рациональную приемлемость правил в свете общих интересов и ценностных ориентаций. Субъекты права — это не собственники самих себя и не солидарные частицы целого — народа, а индивиды, достигающие в процессе коммуникации нравственного признания друг друга, что и обеспечивает социальную интеграцию автономных индивидов.

Мораль и гуманизм

Наша общественность возлагает надежды на мораль как условие возрождения России. Но насколько оправданы эти надежды? Не есть ли мораль нечто инфекционное, что следует брать в перчатках? Для постановки таких кажущихся кощунственными вопросов есть все основания. Как показал Ницше, она нередко используется для прикрытия воли к власти. В своей критике толстовской идеи непротивления злу силой И.А. Ильин отметил, что мораль обличает все позитивные достижения, и прежде всего государство и право, науку и искусство, как неправедные. Необходимо дистанцирование от морали и в наших условиях, когда жесткие моральные нормы хотя и нарушаются, но подсознательно действуют на людей, причем так, что занятие политикой или бизнесом считается бесчестным. Творцы идеи человека вкладывали в нее, прежде всего, разумность и гуманность. В свете несомненной гуманизации и рационализации жизни кажутся необъяснимыми всплески насилия и жестокости, о которых с наивным цинизмом сообщают наши масс-медиа. [67] Этим они, прежде всего, оправдываются перед критикой за эскалацию фильмов ужасов и разного рода кровавых триллеров. Они как бы говорят: вы упрекаете нас за бестиализирующие зрелища, но посмотрите, что творится в жизни. Что же получается: человек добр только на бумаге, а в действительности он оказывается ужасным монстром, способным на убийство? Чисто теоретически (потому, что на практике это вызвало бы взрыв негодования), можно поставить встречный вопрос: а не является ли нечеловеческое в человеке неким дополнением «слишком человеческого»?

Религиозная и философская антропологии

В богословии Бог конструируется как трансцендентная сущность, которая недоступна разуму человека. Благодаря усилиям «специалистов» он превращается в теологического и метафизического монстра. Бог больше всякой конечной величины, утверждал Н. Кузанский. Следствием отрыва схоластики от «живого бога» стала онтологизация и сакрализация вполне земных учреждений. Например, интенсификация образа ада в христианской культуре вызвана распадом экклезиального единства, объединявшего ранних христиан, для которых Бог — это любовь. По мере феодализации Бог превращался в суперзащитника, и это постепенно рождало фундаментализм. Если с нами Бог, который берет на себя ответственность за все, то и нам практически все дозволено.

Однако пропасть между человеком и Богом расширялась. Как он может защитить нас? Первые отцы церкви строили модель общения Бога и души через исповедь. Августин был родоначальником этой модели. Поиск защитника в технологии исповеди и покаяния вызывает сначала у святых, а потом и у остальных верующих инфляцию страха перед ужасным. Такие люди перестают бояться страдания на земле. В связи с этим церковь разрушает изобретаемые человеком средства самосохранения и [68] обороны и насаждает идею абсолютного полицейского. В средние века распространяется образ ада как места наказания для тех, кто не полагался во всем на Бога, и на свой страх и риск хотел защитить себя сам. Это место для отступников и предателей, для тех, кто осквернил первую любовь. Ад — это второе лицо Бога, который не только любящий, но и судящий. Страх наказания является дополнением социальной теологии 2.

Сердце в современной культуре выступает символом гуманности человека. С точки зрения традиционной теологии Бога и человека отделяет непроходимая грань. Однако живой опыт веры нивелирует это различие. Вассальные отношения здесь преодолеваются и восстанавливается ко-субъектность Бога и человека, который достигает абсолютного Другого и так оказывается равным ему. Тот, кто воспринимает Бога как чистую субъективность, преодолевает овеществление и достигает чистой зоны духовности. Христианство предложило людям новый союз, основанный на любви и вере. Например, изображение Святой Троицы обладало «магнетическими» свойствами, эманировало любовь «святого семейства» на всех страждущих, защищало от зла. Любовь, чудо, спасение — извечная мечта бедных и обездоленных. Выброшенный в пустой холодный универсум человек нуждается в защите, которую раньше ему давала мифология. Сегодня истории о прародителе, ангеле-хранителе, Боге-заступнике считаются предрассудками, и люди создают искусственные системы защиты. [69] Но как ни странно, снабженный разного рода полисами и страховками, человек не чувствует себя защищенным.

Проблема человека в психоанализе

В постклассическую эпоху вместо сознания стали утверждаться иные опоры объяснения, такие как труд и коммуникация, власть и либидо. Среди них наиболее сильные, впечатляющие изменения произвел психоанализ. Его представителями был обнаружен тайный исток «человеческого», генеалогия которого уперлась в инстинкты, считавшиеся преодоленными духом. Фрейдовский подход к анализу сознания, выявляющий в культурных феноменах следы архаичных желаний, является выражением попыток разоблачения сознания, начатых Марксом и Ницше. Классическим теориям культурного творчества, ориентированным на раскрытие роли высших ценностей, они противопоставили «генеалогический» и «социологический» методы редукции сознания к фундаментальным практикам труда и власти. То же самое можно сказать и относительно морали. Фрейд видел в ней ограничитель исходных инстинктов Эроса и Танатоса и считал ее источником навязчивый невроз. Воля к власти угрожает существованию и поэтому для ее обуздания необходимо культивирование чувства виновности, но последнее делает индивида несчастным и неудовлетворенным. Так противоречие основных инстинктов переходит на высших фазах развития в другие конфликты, которые, в частности, и задают динамику культуры. Сети порядка, полиморфная техника власти делают механизмы сублимации исходной энергии все более тонкими и опосредованными 3.

[70]

Становление наук о сексе изначально связано с управлением и контролем. Поэтому психоаналитик, вырывающий признание о запретном, о неосознаваемом не столько открывает истину, сколько продуцирует новую реальность. Это связано с тем, что современное общество удерживает порядок не запрещением желаний а, напротив, их интенсификацией. Сегодня энергия либидо, о воспроизводстве которой очень заботился Фрейд (называвший свой подход «топико-экономическим»), оказалась попусту растраченной и перестала питать культуру. Наблюдая за изменениями антропологического вида и сексуальных ориентаций у молодежи, можно прийти к выводу: мы все становимся транссексуалами (если точно в философском смысле понимать смысл этого слова, означающего выход за пределы сексуальности); мы становимся «полыми» или, точнее, бесполыми людьми, занимающимися сексом исключительно знаково и механически.

Может показаться, что транссексуальное, трансэстетическое и трансполитическое — это благо. Люди перестали считать секс и политику главными проблемами, освободились от «зова пола», от власти идей и тирании вождей. Они лишились как полового, так и государственного инстинкта. Родина, мать, жена, дети — все это перестало быть чем-то, что раньше люди берегли и защищали преданно и безрассудно. Кажется, что с растворением сексуального обрывается еще одна нить, связывающая человека с «почвой».

Человек как медиум коммуникативных систем

Над или под теоретической полемикой относительно статуса философской антропологии развиваются другие процессы, которые, собственно, и определяют отношение людей к рациональности и моральности, т. е. к тому, чем человек отличался от животных. Речь идет о смене технологий власти, которые в свою очередь вызваны [71] изменениями коммуникативных медиумов. Вместе с современными масс-медиа пришли образы и звуки, которые воздействуют на людей наподобие Медузы-Горгоны или Сирен: минуя стадию рефлексии, они заставляют повиноваться им. При этом сила новых аудио-визуальных знаков таится исключительно в них самих, и они не отсылают ни к истине, ни к внешним авторитетам 4.

Понимание фундаментальной революции в медиумах позволяет по новому взглянуть и на саму историю разума. Возникает вопрос, а почему, собственно, на него возлагались такие большие надежды, почему он нес ответственность за гуманизации человека? Очевидно, что разум не есть нечто прирожденное. Напротив, он, может быть, самое искусственное, прививаемое образованием. Ребенка, юношу и даже взрослого долго воспитывают и убеждают, прежде чем он сам научится рефлексировать над своими желаниями и воздерживаться от аффективного поведения. Думается, что именно эти технологии одомашнивания и цивилизации человека и были настоящей причиной веры в разум. Если система воспитания построена на чтении книг и лекций, на умении [72] раскрывать значение слов и понятий и таким образом контролировать свое поведение, то очевидно, что это и стало практическим основанием разума. И, соответственно, вера в него закатилась вместе с концом книжной культуры и началом кризиса классической системы образования.

Но человек не перестанет существовать, даже если он не будет больше читать книг и слушать профессорские лекции. Но это будет другой человек. И этим вызваны разговоры о его «смерти». На смену разумному и экономическому существу приходит новый человек, манипулирующий не только вещами, но и тем, что раньше считалось судьбой: сегодня некоторые люди меняют не только одежду, обстановку, жилье, семью, город, страну, но и лицо, фигуру и даже пол. Но является ли он при этом свободным — вот в чем вопрос.

Платон притязал на то, что философия, как постижение истины, должна быть опорой государственной власти. Между тем у нее оказались серьезные конкуренты: во-первых, ритуальные формы коммуникации, сложившиеся в повседневной жизни людей; во-вторых, технологии государственной власти; в-третьих, христианская медиаимперия, управлявшая людьми на основе божественного логоса. Философия победила по причине ставки на методы рационального воздействия общества на человека. Сегодня речь идет о закате книжной культуры вообще, следствием которого станет падение интеллектуальных технологий гуманизации человека. В связи со сменой медиумов философствование радиально меняет свою форму. В последние десятилетия все чаще ведутся разговоры о радикальной трансформации метафизики, даже раздаются призывы к ее преодолению, некоторые, несколько преждевременно, заявляют о ее смерти. Поскольку они возникают с завидным постоянством, но не получают эффективного решения, постольку необходимо спросить не нуждаются ли они в уточнении и переформулировании. [73] Вопрос о переориентации в философии следует связывать не только с саморефлексией, но и с изменениями коммуникативных стратегий 5.

Проблема человека в перспективе глобализации мира

Желание жить внутри сферы, обозревать землю как поверхность глобуса, сконцентрировать мир в форме шара и крепко держать его в руке старо как само человечество. Каждый новый шаг на этом пути расценивается как прогресс. Открытие Коперника, путешествие Магеллана, проекты Циолковского и теория ноосферы Вернадского — все это шаги на пути глобализации мира. Что же настораживает философов в процессах глобализации 6? Прежде всего отрыв человека от места его обитания. Философы прошлого спрашивали: «кто мы?», а мы стали утверждать, что человек не имеет сущности. Сегодня актуален другой вопрос: «где мы?». Вопрос о месте обитания, вставший тогда, когда человек покорил небо и землю, [74] свидетельствует об утрате дома. Политики правильно говорят о необходимости возвращения человеку собственности на землю и средства производства. Человек должен быть хозяином на этой земле. Однако, собственность в форме капитала не имеет отечества и, в конце концов, утекает за «границу», за пределы разумного человеческого применения.

Это заставляет под особым углом зрения посмотреть на другие процессы, например, в сфере масс-медиа, информации, образования. Если раньше люди положительно относились к развитию транснациональных кампаний в этих сферах, то сегодня возникают сомнения относительно тех надежд, которые на них возлагались. Достигшие невиданного технического уровня, они связывают людей в единое информационное пространство и формируют единое общественное мнение. Опасения вызывает не столько то, что они перестали быть институтами национального государства, сколько то, что сфера информации, которая всегда была информацией о чем-то и таким образом определяла поведение людей, сегодня автономизировалась подобно миру денег. Политика также приобретает спектакулярный характер, отрывается от защиты почвы и интересов нации. Опасность состоит в том, что эти формы глобализации начинают резонировать, «разогревать» мир до точки кипения. Опасными признаками являются технические и экологические катастрофы, экономические и финансовые кризисы, акты терроризма и, наконец, компьютерные вирусы, к опасности которых многие относятся еще слишком легкомысленно. В таких условиях плыть всем в одной лодке чрезвычайно опасно. Для безопасности гораздо эффективнее существование относительно автономных (замкнутых, но взаимосвязанных) хозяйственных систем и культурных сфер. Человечество прогрессировало тогда, когда удавалось создать эффективные условия конкуренции и соперничества культур, когда между ними и внутри их осуществлялись инновационные и репродуктивные процессы.

Город как плавильный тигель национального

Глобализация и транснациональная интеграция вновь бросили вызов антропологам современного города. Современный исследователь, как и прежде, сталкивается с трудностями определения, что такое город. В исторически сложившихся городах можно выделить несколько слоев, отражающих периоды их развития: культурные памятники, промышленные предприятия, транснациональные центры со специфической архитектурой и образом жизни (финансовая и телекоммуникационная индустрия), наличие мигрантов, встреча разных культур, разные языки, разноликая толпа, разные манеры и одежда — все это усиливает культурную гетерогенность города. При этом вспыхивает неожиданная конфронтация между старыми и новыми жителями, между разными в культурном и имущественном положении слоями. Складываются новые перегородки и даже стены. Конструируются разные, в том числе и электронные формы защиты от вторжения чужого. Таким образом, города уже не являются безусловными факторами гомогенизации. Меняется система управления городом. Прежняя административная система уже не справляется со всеми задачами, которые возникают в процессе урбанизации. Создаются общественные движения, противостоящие центральному бюрократическому порядку. Поэтому постмодернистская антропология развивает проект, включающий принцип различий и децентрации. Однако ее последствия оказываются совершенно разными в разных городах. В странах развивающихся она способствует озлобленности и взрывам протеста, в развитых странах, наоборот, — демократии. Но и там отказ от единой государственной политики в отношении мигрантов в сочетании с ростом безработицы приводит к сегрегации: кто может, замыкается в новых (электронных, фортификационных) сооружениях, и вместо сглаживания конфликтов происходит расслоение по группам и слоям. Таким образом, в новых мегаполисах намечается процесс [76] деурбанизации, если понимать под урбанизацией не просто скопление жителей страны в городах, а некий культурный процесс объединения.

Абстрактно говоря, демократизация управления — единственный способ воспрепятствовать тенденции замкнутости, а также эгоизму богатых, которые наживают капитал на строительстве жилья и промышленных гигантов, на туризме и развлечениях. Но сама по себе демократизация не в силах возродить общественное пространство и продолжить культурные традиции города. Если мы не сможем найти выход из сложившейся ситуации, нас ждут новые вспышки насилия, как они прогнозируются в фильмах типа «Терминатор». Как оживить народное участие в формировании и восстановлении городской ткани?

Итоги и перспективы

Особенность разрабатываемого проекта философской антропологии состоит в сопоставлении интеллектуальных, духовных и телесных практик формирования человека. Это определяет мультиметодологию, включающую различные способы анализа сознания, языка, идеологии, ментальности, воображаемого и символического, а также социологические и культурантропологические техники исследования. Проблема человека ставится и решается на основе исследования разнообразных дискурсов о человеке, прежде всего научного и социально-культурного. В качестве рабочего вводится понятие процесса цивилизации, суть которого видится в формировании сдержанности, самоконтроля, рациональности и моральной рефлексии.

Проблема идентичности, оказавшаяся актуальной в нашу переломную эпоху, когда произошло серьезное изменение самопонимания как у русских, так и у европейцев, также может быть правильно поставлена и решена на основе междисциплинарного подхода, включающего [77] усилия философов, ученых, политиков, деятелей культуры и образования, журналистов, психоаналитиков. Трудность состоит в том, что прежние «почвенные» способы установления идентичности оказались разрушенными, причем не теоретической критикой, а формированием новых форм коммуникации (урбанизация, новые средства связи, транснациональные масс-медиа, Интернет). В этой связи возникает актуальная проблема исследования новых форм культурной идентификации.