Введенный неизвестным чиновником термин «лицо кавказской национальности» для обозначения людей, приехавших в Россию в поисках заработка, воспринимается как необычайно обидный и даже унизительный. Поэтому задача «деконструкции» этого понятия представляется необычайно актуальной. Разрушение его смысла не сводится к его запрету, так сказать, на высшем уровне, ибо то негативное, что оно отражает, от этого не исчезнет, а лишь найдет выражение в новом столь же обидном словосочетании.
Э. Левинас описал лицо как открытую и беззащитную часть человеческого тела, которая провоцирует желание ударить. Поэтому его прячут под чадрой, маской или миной.
Другой философ, Ж. Делез, сказал, что лицо европейца — это лицо Христа и, стало быть, лицо — это сравнительно недавнее и новое явление культуры. То, что оно не продукт природы, доказывается отсутствием в древности изображений человеческих лиц. Наши предки обращали внимание на голову, а не на лицо.
Искусство, и даже искусство портрета, является не столько формой отражения, сколько способом самовосхваления и самолюбования. Такой нарциссизм не имеет ничего общего с эдиповым комплексом, а является нормальной формой идентификации и самосохранения. [172] Отсюда становится понятной роль искусства в формировании лица. Например, на фреске Джотто «Поцелуй Иуды» Христос изображается как европеец, породистый благородный господин, а Иуда — как дегенерат. Так формируется различие своего и чужого лица. Сегодня оно производится модой и рекламой, которая стирает не только этнические, но и индивидуальные особенности, формируя вместо лица нечто вроде клипа с небольшим разрешением. Мелькая среди других, он производит приятное впечатление, но если приглядеться к нему, то наступает разочарование. Пластическая операция, проделанная над Майклом Джексоном, раскрывает ту стратегию, которая характерна для нашей культуры, беспощадно искореняющей следы жизни и характера с человеческого лица. Попав в западную Грузию, я восхищался лицами пожилых мужчин и женщин, которые я воспринимал как прекрасные, ибо они свидетельствовали о жизни, полной труда и забот и о бесхитростном и честном характере. Наоборот, в Тбилиси я увидел женщин с высветленными волосами, лица, фигуры и манеры которых свидетельствовали о подражании фотомоделям. Эстетическая хирургия — это типичное проявление современного цивилизационного процесса, вовлекающего все народы в борьбу за комфорт. Мы все теряем лицо, сформированное нашими предками в процессе совместной жизни, получая взамен маску, которая привлекает лишь на короткое мгновение, а при ближайшем рассмотрении оказывается грубой и неинтересной. Лица фотомоделей — это стереотипы комиксов. Мы соглашаемся на лицевую операцию потому, что больше не любим и не гордимся лицами своих предков, которые кажутся нам грубыми и неотесанными.
Эстетическое протезирование лица направлено не против негров или китайцев, а против всего того, что в жизни выглядит как естественное. Лицо родового человека формировалось как приглашение к дружбе, и именно оно преобладало над этническими чертами и особенностями. И сегодня младенцы всех рас и народов излучают дружелюбие. В этом заложен большой смысл: улыбающееся лицо воспринималось как приглашение к сотрудничеству.
Лицо — это форма идентичности. Эстетическая хирургия способствует росту разукорененности, безродности и бездомности, [173] которые являются опасными последствиями глобализации. Человек без лица по-особенному опасен и враждебен к чужому. Утрата лица — это утрата идентичности. Изначальный смысл мифа о Нарциссе радикально трансформирован и даже извращен в психоанализе. На самом деле, с точки зрения символической и культурной иммунологии нарциссизм — это форма самозащиты. Каждый человек, каждая группа, народ должны, чтобы не потерять себя и не раствориться в других, любить, восхвалять и гордиться как своим внешним видом, так и культурой и обычаями.
Однако существует стресс чужого, который возникает как следствие проникновения в святая святых социосферы, центром которой всегда была мать, окруженная детьми. Нет ничего удивительного в том, что отношение к чужому у каждого народа обретало свои особенности, определяемые историческими событиями. Но всякий народ воспроизводит себя также на уровне языка и культуры, и формирует у каждого нового поколения своеобразные предпочтения и желания, включая эстетические, кулинарные, эротические и т.п. вкусы. Все наши желания в какой-то мере являются искусственными, однако избавиться от них не так то просто. Проблема утраты и сохранения идентичности по-настоящему может быть осмыслена на уровне не столько идеологии, сколько психологии и даже физиологии людей. Идентичность — это психосоматическое состояние, и оно включает в себя не только знание о том, кто я, но и чувства уверенности, гордости и уважения к себе. Тот, кто не любит или потерял себя, равнодушен и даже агрессивен к другим. Люди, не имеющие дома, забывшие свой род, его песни и язык, интенсивно дегенерируют в процессе глобализации: их квартиры комфортабельны, но в них нет человеческого тепла, их музыка и визуальное искусство сладострастны, но не служат высокому и не призывают к героическому подвигу, а, напротив, уводят в глубины собственной души, откуда уже не возвращаются. Каждый замыкается в себе и предается разрушительной саморефлексии на тему о своей сущности. Такие люди и составляют благодатную почву для национал-социализма, идеологи которого интенсифицируют стресс чужого.
[174]
Тот, кто не потерял себя, а, наоборот, гордится как своей культурой, так и породой, не боится чужого. Наши предки культивировали то, чем они отличались от других, но не боялись, а уважали их. В какой-то мере стресс чужого нейтрализовался законами гостеприимства, и это была достаточно эффективная стратегия признания другого. Тот, с кем ты делил свой хлеб, не может предать тебя — таков самый древний этический постулат, который сохраняется и в Евангелии. Гостеприимство — форма близкого и сильного взаимодействия людей, включающего бытие лицом к лицу, а также обмен взглядами и прикосновениям. Совместная еда сближает людей даже теснее, чем разговор. Недаром такие значительные теории любви, как учение об эросе Платона и заповедь Христа о любви к ближнему, были сформулированы не за письменным столом, а во время совместной трапезы.
Тезис, точнее, программа о необходимости стирании национально-этнических отличий для того, чтобы люди могли объединиться на новой основе как человечество, нуждается в тщательном обсуждении. С одной стороны, цивилизационный процесс, достигший фазы глобализации, действительно, уравнивает образ жизни людей. Рынки и производство товаров способствуют повышению уровня комфорта и расширению коммуникации. Они связывают людей прочными экономическими узами, и мы уже вряд ли сможем когда-либо отделаться от оценки последствий тех или иных действий с точки зрения выгоды. Не стоит обвинять рынок и глобализацию во всех грехах. На самом деле именно они объединяют народы, которые производят товары и услуги и обмениваются ими с выгодой для себя. Но за глобализацию, как и за демократию, приходится платить довольно высокую цену. Происходит утрата ценностей, которые ранее составляли сердцевину любой человеческой общности. Сегодня все говорят о смерти Бога и человека, о кризисе семьи, образования и самого национального государства. Просвещение с его лозунгами гуманизма и рационализма, демократия с ее требованиями соблюдения прав человека, растущий индивидуализм людей, не желающих нести бремя социальных обязанностей — вот факторы, кроме рынка и торговли, обесценивающие ценности традиционного общества.
[175]
Многим они кажутся устаревшими и ненужными в новых условиях. Зачем цепляться за родной язык, если его не понимают другие, зачем культивировать родовое лицо, сохранять народные песни, традиции питания, образ жизни и т.п.? Кто будет жить в юрте, если есть возможность жить в комфортабельной квартире и не в степи, а мегаполисе с его разветвленными структурами труда и отдыха? Риторический для молодежи вопрос. Для нее характерен отказ от традиционного образа жизни. Поэтому мы боимся, что наши сыновья перестанут защищать национальные ценности.
Возможен или нет парадоксальный с точки зрения логики выход: совместить глобализацию, открывающую перспективу формирования мирового сообщества (с единым рынком, правительством, языком, культурой и образом жизни) с развитием национальной культуры? Уже очевидно, что гомогенное человечество застынет в безжизненной стагнации. Общая социосфера станет совсем пустой и холодной. Но и отвечать на это замкнутыми национальными государствами тоже бесперспективно. Сегодня политические лидеры постсоветских республик, ссылаясь на сохранение культурной самобытности, разрывают связи с Россией, но попадают в зависимость от Европы или Америки. Если проанализировать происходящие изменения, то они полностью отвергают утверждение о том, что национальное государство поддерживает развитие традиционной культуры. Напротив, информация, товары, услуги, одежда, мода, продукты питания и кухня — все это незаметно, но настойчиво трансформируется по западному образцу. Поэтому следует различать политическую и культурную автономию, которые вовсе не так нерасторжимы, как считают национальные политические лидеры. Каждый раз следует тщательно просчитать потери и приобретения в борьбе за государственную самостоятельность. Как сегодня становится ясно по реакции населения, новые национальные государства оказались не менее пустыми и холодными, а в некоторых отношениях — даже более злобными и жестокими, чем бывший СССР. Во всяком случае, почти всем жившим, может, и в плохом мире народам пришлось заплатить за свою самостоятельность кровью своих сыновей. Новообразованные государства не смогли [176] обеспечить прежний уровень жизни, и это делает их нежизнеспособными. Если граждане не готовы защищать границы государства, как стены собственных домов, то на их долю остается тоталитаризм, который заставляет позабыть о демократии.
История последнего десятилетия, на первый взгляд, выглядит какой-то нелепой чередой событий. Многие философы заговорили о менталитете и даже «бессознательном», т.е. неких духовных факторах, определяющих отношения между нациями. Не отрицая роли духовной или душевной близости или враждебности в отношениях между людьми, тем не менее, не следует забывать о главном: выгодно или невыгодно враждовать или сотрудничать. В беспорядке и хаосе последних лет амбиции и интересы политической элиты были с лихвой удовлетворены. Поэтому ее представители лично не заинтересованы в установлении добрососедских отношений. Наоборот, основное население бывшего СССР хотело бы жить в мире и дружбе. Сделать наши рынки открытыми — это важное, но еще недостаточное условие возрождения добрососедских отношений. Отказавшись от идеологии «большого брата», попасть в новую, еще более унизительную, зависимость от бизнеса и капитала никто не хочет.
Удовлетворение амбиций политиков и бизнесменов должно быть ограничено определенными рамками, которые не позволяли бы им нарушать интересы народа. Мы, интеллектуалы, также не должны преувеличивать ни «права человека», ни плюрализм, чтобы не разрушить автопоэзис общества, различные подсистемы которого уравновешивают друг друга. Задача в том, чтобы найти такую модель научных, культурных и образовательных взаимосвязей, которая бы содействовала как сохранению национального своеобразия, так и терпимости по отношению к другому. Воспитывать необходимо самоуважение и гордость, но не шовинизм.
Добавить комментарий